Ты пойми меня пожалуйста. Пожалуйста. Я не хочу тебя оставлять, но и остаться тоже не могу. Не могу, понимаешь? Я должна двигаться дальше, я должна что-то делать, чтобы не чувствовать себя мертвой, чтобы дышать, чтобы думать. Я очень хочу быть с тобой. Но пока еще не время. А когда-нибудь - обязательно.

Они всегда смеются. Всегда кричат. Всегда делают громогласные выводы. Всегда делают вид, что знают. И боятся. Очень-очень боятся, потому что такого раньше не было. Потому что стереотипы и шаблоны и если ты выбиваешься из них хотя бы на мгновение – это шокирует, это убивает, это разрывает на части. Не знаю почему так. И не знаю, почему все равно лезут, все равно лезут, хотя инстинктивный страх в них присутствует, страх заложенный на подсознании бездарными родителями и не менее бездарными предками. И я с самого начала знаю, что этот страх им не позволит дойти до конца, дойти до сути, сущности, самой основы. А познав меньше половины, они снова смеются, кричат и делают громогласные выводы. Всегда разные. Иногда что-то о том, что любые трудности, выходки и проблемы готовы решать ради того, чтобы быть рядом. Иногда что-то о том, что нервы и время на меня потраченное того не стоят. Иногда что-то еще более мерзкое. А иногда какие-то глупые банальности. Потом всегда одно. Кричат, что у меня нет души, нет эмоций, нет чувств. Кричат, что я сумасшедшая и выдумываю. Много-много всего. Те, кто не понимают – всегда очень много говорят. А потом уходят. Чаще – громко хлопнув дверью. Это последняя мера. Точка невозврата. Им кажется, что хотя бы это вызовет во мне какие-то эмоции, пробудит во мне какие-то чувства. Иногда правда вызывает. Горечь, боль, переживания. Чаще – ничего. Но в любом из случаев никто ни о чем не знает, потому что держать лицо – последняя мера перед тем, что окончательно меня разрушит. А от меня ждут. Ждут, что я буду биться в истерике, просить вернуться, просить не оставлять меня. От меня всегда ожидают банальных и предсказуемых реакций. Но их нет, потому что я ничего не чувствую. Совсем ничего. Иногда мне так плевать, что я сама этого пугаюсь.

Только я всегда все помню. Все и всех помню. И пустоту чувствую. Не боль, а пустоту. Абсолютную. Совершенную. Чудовищную.

А меня заменяют. Рассказывают про меня всякую мерзость всем вокруг, то ли от обиды, то ли, чтобы убедить себя в том, что я действительно такая плохая, ужасная и не заслуживала того, что ко мне испытывали. На самом деле ничего не испытывали. Когда любят – не уходят. Так когда-то мне сказали.

А потом заменяют. Подобиями. Подобиями, понимаете? Трудно обвинять за это, потому что я точно знаю, что можно отыскать похожих, но не идентичных. И иногда мне даже смешно смотреть на то, чем меня заменяют. На тех, что опускаются до того, чтобы сравнивать себя с кем-то из тех, кто кажутся им великими. Подобия, понимаете? Подражание. Вас самих-то от этого не тошнит? Вас самих-то не тошнит от подделок, от лживых тварей, от подобий с претензией на интеллект? Это не я. Это ни разу не я. А меня ими заменяют. Получается? Ну, хоть кто-нибудь, скажите мне, получается?..

Не получается.

Но с ними проще.

«Таких в монастыри ссылали
И на кострах высоких жгли…»

Всегда проще с теми, кто стремится соответствовать кому-то, а не самому себе. Меня за это обвиняют, меня за это ломают, меня за это топчут и отвергают, чтобы потом что-то отдаленно похожее найти в подобиях.

Меня тошнит. Мне противны жалкие потуги. Ненавижу сопляков. Ненавижу слабаков. Ненавижу. А может быть, мне все равно.

Я так давно ничего не чувствовала. За меня чувствуют подобия. Жалкие.

И вроде бы все хорошо.

Просто иногда так страшно.

Понимаете?

Девятнадцать месяцев. Шесть человек.
А я никак не могу говорить о тебе в прошедшем времени.
Скучаю. Безумно. Устала без тебя. Жутко.
Мне обещали, что пройдет.
Но никак не проходит.
Отпусти.
Пожалуйста.
Не могу больше.
Правда не могу.

P.S Белые тюльпаны. Я помню.